[rendom-house]

Дита, с днём рождения ! Любви, удачи, вдохновения, здоровья, свеженьких кинковых и симпатичных додзей и прочих милых сердцу приятных мелочей, с которыми веселее и уютнее жить!
Поскольку в немалой степени твоими усилиями существует и буйствует этот маленький, но гордый фэндом, то и подарки у нас соответствующие.

Название: «Чёрные паруса»
Автор: Rendomski
Пейринг: Алукард/Интегра
Категория: гет
Рейтинг: G
Жанр: романс
Размер: мини
Саммари: фантазия вдогонку фику  another_voice «Три ночи и одно утро Интегры Хеллсинг».
Дисклаймер: все персонажи принадлежат Хирано, ни на что не претендую, просто развлекаюсь.

— Почему Тинтагель?
Алукард явно догадался о цели их путешествия ещё по дороге, но вопрос задаёт только когда они добираются до развалин замка. Интегра прикрывает за собой дверь тихо и даже не ставит автомобиль на сигнализацию, решая не спугивать чужим пронзительным звуком перекаты стрёкота кузнечиков и шелест ночного моря.
— Это я у тебя должна спросить: почему Тинтагель? Зачем тебе когда-то понадобились эти руины?
«Что ты хотел сказать мне этой историей, с которой ни тогда, ни потом у нас не было ничего общего?»
— А я ответил тебе ещё много лет назад: я просто оказался неподалёку.
Алукард следует за ней к замку, держась чуть позади. Лунного света вполне достаточно, чтобы разобрать дорогу, пока на луну не набегает жидковатое, в туманных прорехах облачко. Обещали ясную ночь; так и тянет спросить: «Твоих рук дело?». Интегра замедляет шаг, ступает осторожно, ощупывая дорогу сквозь тонкую подошву туфель, но всё равно оступается, достигнув раньше, нежели предполагала, ведущих наверх ступенек. Алукард подхватывает её и, не спрашивая позволения, настоятельно укладывает её руку в сгиб своего локтя.
— Значит, — неторопливо отвечает Интегра, — Тинтагель в честь того, что однажды ты оказался неподалёку и решил проболтаться здесь всю ночь.
Удачные случайности и нелепые совпадения, вот и всё, что было общего у двух историй. Хотя, погоди, была ещё толпа проклятых-прокажённых-искажённых, что преследовала её по пятам. И был костёр, разожжённый для него; в нём он горел и возродился. И чаша, одна на двоих, только не с напитком безрассудной страсти — нет, глубокая чаша, переполненная общими потерями, предательством и ненавистью, горчащей на истерзанном от избытка ощущения языке до обманчивой сладости. Десять лет и одна ночь повязали их двоих крепче любого непреодолимого приворотного зелья. Нет худа без добра, грустно улыбается Интегра, шаг в шаг со своим спутником поднимаясь по каменным ступенькам. Тридцать лет назад он предстал перед ней последним спасителем тех, кого ещё можно было спасти в преисподней Лондонского сражения, последним мстителем за миллионы тех, кто был убит и осквернён; он очистил и освободил её город, её уголок мира. Устояла бы ли она тогда перед своим чудовищем? Или последний глоток из общей чаши на фоне пережитого показался бы ей хмельнее свежего воздуха после смрада заключения, победа помутила бы рассудок сильнее любых ужасов войны, и она покорилась бы, отдалась не нужной, по сути, ни одному из них жертвой — гораздо менее нужной, нежели теперешняя, уверенно ступающая бок о бок хозяйка.
Неиспитый в ту ночь из чаши последний глоток поостыл, выветрились опасные пары бездумного вожделения, оставляя сгустившуюся на дне умиротворяющую сладость.
— ...и ещё ожидание, — невпопад добавляет Интегра вслух, позабыв почти, о чём они вели речь. Слова скатываются на выдохе, обретают форму в непроизвольных движениях губ и языка.
— Что ж, хорошо, что ты хотя бы не поверила ложным вестям о моём невозвращении.
Ровный глубокий голос Алукарда ложится на плечи плотным плащом, приглушающим стрёкот кузнечиков за спиной, прикрывающим от слишком свежего ветерка в лицо и шума моря внизу, под скалами.
— Чёрные паруса? — горло содрогается от неожиданного нервного смешка, будто всплывает на поверхность и лопается последний пузырёк задержавшегося в глубине души ожидания-одиночества-отчаяния. — Я почти надеялась на что-то в этом роде: прибитый к берегу мёртвый корабль с драными чёрными парусами...
Когда они приезжали сюда вместе с Серас, Интегра долго не могла оторвать глаз от ночного моря, всё ловя себя на сумасшедшей надежде разглядеть застывший посреди серебрящегося штиля или севший на мель дряхлый парусник. Она готова услышать насмешливое дополнение к своему откровению, что-нибудь про трупы матросов, разлагающиеся в трюме, и про привязанного к штурвалу до последнего не сдававшегося капитана. Но Алукард молчит. Луна выкатывается наконец из-под ветхой полы облака, заливает лениво поигрывающее, переливающееся море, чёрные фигуры останков замковой стены на краю отвесного обрыва.
На границе моря, земли и разбавленного обманчивым светом воздуха Интегра прислоняется к тепловатым камням, отгородившись от моря стеной, от воздуха — ореолом светлых волос, а от простирающейся вдаль и вниз земли — тем, кто принадлежит ей уже не столько по праву сильнейшего или по праву наследства, а по праву ожидавшей и дождавшейся. Паруса, неважно какого цвета, свёрнуты. Корабль благополучно возвратился в гавань.